Д Димитрюк - За горизонт. [СИ]

Всю обратную дорогу молчим каждый о своем. Высадив меня у КПП, подполковник дает команду дежурному, чтобы меня пропустили на территорию части и уезжает в направлении штаба.

Проверив мелких, прячу обрез под сиденье. Застраиваю порывающуюся выскочить из кабины Муху. Люди возле части ходят самые разные, и в голове у них не всегда хорошие мысли. Так что пусть псина посидит в кабине. На случай, если какой–нибудь ухарь из местных захочет заглянуть в мою машину.

Без проблем миновав КПП с сонным прапорщиком, захожу на территорию части. Через сотню метров окаймленная огромными тополями дорога упирается в небольшой плац перед зданием штаба. Все тот же потрескавшийся асфальт, крашеный белым бордюр, блеклые стенды, демонстрирующие приемы строевой подготовки и обращения с оружием и плотная группа офицеров в курилке, окружившая водилу командирского УАЗа. Дымя дешёвыми сигаретами, защитники Родины увлеченно слушают пересказ подробностей командирской охоты.

— Секачина матерый попался, видать, еще ночью в колючке запутался. Я думал, командир его тупо завалит, — рассказчик жадно затянулся сигаретой. — А он говорит, мол, у зверя должен быть шанс. Иначе охота ему не в кайф. И первым выстрелом перебивает проволоку. Кабан как рванет. Я думал все — конец, а у меня тесть бидон первача выгнал. Вечером пробовать звал. Обидно, понимаешь.

— Ты про кабана рассказывай, про самогон после расскажешь, — слушатели возвращают рассказчика в прежнее русло.

— А, ну да. Значитца командир кабана поближе подпустил, и почти в упор — Бах! Наповал, — водила докурил папиросу и утопил окурок в приспособленной под пепельницу консервной банке.

Офицеры, загудели, обсуждая рассказ. Мнения разнились. От — командир прав, как охотник, до — все охотники мудаки, а водки можно и без подобного экстрима выпить. А еще лучше водки и по бабам, потому как после водки все бабы красавицы.

Оставив за спиной курилку, подхожу к длинному, приземистому бараку, в котором размещается штаб части.

Собственно штаб там занимает едва ли треть здания. Остальная часть отведена под расквартирование офицерского состава. Условия проживания соответствующие: печное отопление, вода в колодце и деревянная будка сортира в полусотне метров от здания.

Есть мнение, спартанцы считали себя очень суровыми парнями. Сюда бы такого спартанца или другую голливудскую рембу. Чисто чтобы заценили, как оно, при минус тридцати в подобном сортире большую нужду справить.

Под мысли о спартанцах, рембах и трескучих морозах дохожу до обитой красным дерматином двери командирского кабинета.

В кабинете все, как положено военному начальству. Сверкающий лаком длинный Т–образный стол. Слегка запылившееся знамя части. На стене портрет первого президента Российской Федерации. На столе три стареньких телефона, здоровенный аппарат полевой связи, аккуратная пачка документов, бронзовый бюст товарища Сталина и недопитый стакан давно остывшего чая. За спиной подполковника под портретом президента на специальной подставке красуются два карабина — немецкий «98 Маузер» и что–то имеющее оптический прицел и явно мосинские корни.

— Новая игрушка? — киваю на стойку с оружием.

— Нет. Я свой КО-44 на новую ложу переставил. Тут соседу на склады вооружений пришел вагон ореховых лож. Причем все под списание. Сечешь тему?

Еще бы я не сёк. Если сосед не круглый идиот, за такой дефицит он себе внеочередное звание и квартиру от Министерства Обороны продавит. Заядлых охотников в штабах через одного и от подобного презента никто не откажется. Да и в местной администрации он через это немало вопросов решить сможет. А что останется после всех гешефтов и что не успеют растащить ушлые прапорщики, по–тихому уйдет на продажу.

Ладная ружбайка получилась. Покрутив в руках КО, возвращаю карабин хозяину.

— Серег, а почему ты кабана из «калаша» валил, а не из этой прелести?

— Да я на втором полигоне технику принимал. Прислали тут очередной металлолом. Как узнал про кабанчика, все мысли разом отшибло, сразу в УАЗ и за ворота метнулся.

Подполковник выставил на стол начатую бутылку болгарского бренди, пару стаканов, упаковку шоколада из армейского пайка и принялся строгать на ломтики лимон с толстой шкуркой.

— Серег, а ты ведь промазал первым выстрелом?

Подполковник выдержал паузу, разлил бренди по стаканам. Протянул мне стакан и, посмотрев в глаза, признался, — Промазал.

— Н–де, раз в год и палка стреляет. Я чуть штаны не обмочил, когда проволоку перебило.

— Что, хапнул адреналинчику? — с нотками сарказма в голосе интересуется подполковник.

— Не то слово, хапнул, ноги до сих пор ватные, — честно признаюсь в своих ощущениях.

— Это мы сейчас поправим, — подполковник придвигает к себе бутылку бренди.

— Мне чисто символически наливай, я по делу заехал, — останавливаю подполковника, собирающего разливать еще по одной.

Подполковник игнорирует мое замечание, — Давай не чокаясь.

— Давай, — тут не откажешь.

На третьем круге полковник свою печень не щадит, но мне наливает чисто символически.

— Рассказывай, зачем приехал?

Собственно, что тут рассказывать? С очередным призывом в расположение данной части прибыло два летехи–пиджака. Крепко выругавшись, командир части сел думать, куда приспособить, а главное где поселить внезапно свалившееся на него счастье.

Если с «приспособить» вариантов была масса. Был бы солдат (в данном случае офицер), а уж задачу для него толковый командир всегда найдет. В крайнем случае, круглое потаскают и квадратное покатают. То с «где поселить» вариантов не было, от слова совсем. Не на дачу же командирскую их пускать.

Я так и не узнал, чья светлая голова придумала поселить летех в чудом сохранившейся сторожке, оседлавшей входящую на территорию части железнодорожную ветку.

Сложенное из тёмно–красного кирпича, одноэтажное здание сторожки по своему возрасту вполне тянуло на исторический памятник регионального значения. Однако несмотря на почтенный возраст имело толстые крепкие стены и расположенный рядом силовой шкаф, от которого запитывалось освещение подъездного пути.

На этом прелести строения заканчивались. Печка развалилась, полы сгнили, оконные и дверные проемы давно заколотили деревянными щитами, ржавое железо крыши из последних сил цеплялась за стены прогнившими стропилами.

По части пиломатериалов и столярных изделий, зам. по тылу быстро нашел общий язык с мужиками местной пилорамы. Что на что меняли, не знаю, но окна, двери, потолок, пол и новые стропила местные сварганили за две недели.